Мы готовы сшить вам платье для никаха, татарское свадебное платье.
Выполняем заказы и для других регионов.
Свадебные обряды и обычаи чепецких татар
Д.Г. Касимова
§ 3. Брак умыканием
В свадебной обрядности чепецких татар конца XIX - XX в.
можно выделить два способа заключения брака: путем умыкания невесты (кыз ырлау,
урынтын йөгерү, йөгерү киеүге) и путем сватовства
(риза булып, сорап алу, суз салу).
Способ заключения брака умыканием среди чепецких татар
имел широкое распространение. Одна из респонденток так определила его значение:
«Если хочешь выйти замуж, надо, чтобы тебя своровали»38. У
кестымских татар браки умыканием заключали чаще, чем через сватовство, и активно
бытуют до сегодняшних дней. В татарских деревнях юкаменского куста обряд
«похищения» невесты был характерен лишь до 1950-х - начала 1960-х гг. К тому
же, подобным образом заключалась только половина браков.
Вопрос о возникновении и социальном характере обычая
умыкания невесты как составляющей свадебного цикла давно стал научной
проблемой. Известно, что эта традиция имеет достаточно широкий ареал
распространения. Среди волго-уральских народов она встречалась не только у всех
групп татар, но и у русских, мордвы, восточных марийцев, удмуртов, бесермян89.
В XIX в., по мнению специалистов, обычай носил экономическую окраску - «был
вызван стремлением заплатить меньший выкуп за невесту, избежать многочисленных
свадебных расходов и сократить сроки свадьбы, которая растягивалась на год и
больше»90. Анализ явления позволил выделить три разновидности брака
умыканием: враждебную, мирную, формальную: «Под первым понимается
насильственное похищение девушки, под вторым — похищение с её согласия и с её
ведома, а иногда и без ведома родителей, и, наконец, в третьем случае похищение
лишь инсценируется»91.
Похищение девушки вопреки её желанию, силой (кыз ырлау
[урлау]) у чепецких татар встречалось редко. Как правило, оно происходило с
молчаливого согласия родителей девушки, когда им было выгодно выдать замуж дочь
за выбранного ими молодого человека. Об этом виде умыкания говорили многие
информаторы, но описание давали поверхностное, объясняя, что сами такого брака
не видели, а только слышали от старших родственников. Вот один из примеров
подобного рассказа: «Воровали невесту ближе к вечеру, когда она за водой на
ручей шла. Хватали её, сажали на телегу, покрывали овчиной и увозили. Она
кричала, отбрыкивалась, чтобы её увидели, что её воруют. Невесту воровали без
её согласия. Что же бы она так кричала и хотела сбежать?»92.
Некоторые сюжеты рассказов имеют вполне достоверный характер и несут важную
информацию, например, указания на то, что похищать девушку отправлялись не
пешком, а на лошади, запряженной в телегу или сани; своровав невесту, ехали
домой не прямо, а кругом, через все удмуртские деревни. Значение последнего
действия респонденты, к сожалению, объяснить уже не могут.
Из сообщений респондентов невозможно реконструировать
дальнейшие события, реакцию девушки и её родителей на факт кражи. Можно
предположить, что в этом традиция чепецких татар не отличалась от практики,
распространённой у казанских татар93: бесчестие девушки, которым
сопровождалось её похищение, считалось несмываемым позором. Поэтому ей ничего
не оставалось, как согласиться на брак с насильником. К тому же похищенную
девушку уже никто замуж не брал.
Установить реальную степень распространения таких браков
во второй половине XIX - начале XX в. трудно из-за отсутствия
письменных источников; в архивах нет ни одного дела о «похищении невест». Тем
не менее, в российском законодательстве существовала статья, по которой похитители могли быть подвергнуты тюремному заключению94.
Следовательно, если случаи умыкания девушек силой в конце XIX —
начале XX в. и были, то разбирательство обычно ограничивалось рамками деревенской
общины и в высшие судебные инстанции не передавалось.
После Октябрьской революции насильственное похищение
невест по-прежнему преследовалось законом, считалось уголовно наказуемым
действием. В течение XX в. изменилось отношение самих татар к случаям
насильственного умыкания: насильно увезенных девушек перестали принуждать к
нежелательному браку. Девушки возвращались домой сами или их уводили родители.
Наиболее распространёнными вариантами умыкания были «похищения»
девушек с их согласия (качып чыгу, урынтын чыгу, урынтын китү, йөгереп
чыгу). В таких случаях девушка домой не возвращалась, даже если родители были
против выбора дочери. По сообщениям респондентов, браки умыканием по согласию
чаще заключались между семьями с невысоким имущественным статусом. Так, на
инсценирование «похищения» шли те люди, которые, как выразилась М.К. Абашева,
«друг друга совсем не любили, но семью-то надо было создавать, а жили бедно -
денег на свадьбу не хватало. Поэтому все равно воровали, так и жили»95.
Структура брака посредством умыкания во второй половине XIX -первой
четверти XX в. состояла из следующих этапов: собственно умыкание, оповещение родителей
девушки о её «краже», регистрация брака, гулянье (туй), свадебное застолье для
родственников невестки и зятя (кода), представление зятя родителям молодой (киеү[кияү]
кушу), приготовление и привоз вещей невестки (и кием), развешивание тканей,
привезенных молодой (и кием элү), застолье для родителей невестки в доме
зятя (айка).
«Похищение» всегда происходило во второй половине
четверга, чтобы в пятницу (в святой день) провести регистрацию. С 1960-1970-х
гг, невест стали уводить в субботу: «навстречу выходному, когда люди свободны
от работы, и можно провести свадьбу». Заранее договорившись о времени, в четный
час («чтоб жили хорошо»), девушка уходила с женихом к нему в дом. Часто их
сопровождала подруга невесты - дустым. Чтобы не привлекать к себе внимания,
узелок с необходимой одеждой молодая накануне оставляла в укромном месте: под
крыльцом, в сарае, изредка у соседей. Потом его тайком приносила подруга
девушки.
Пришедших в дом молодых встречали родители жениха. Они,
как правило, были оповещены о намерении своего сына и ждали невесту у порога.
Прежде чем войти, по традиции кестымских татар, девушку проводили по сену (по
другим сообщениям - по соломе), расстеленному от ворот до дверей избы. Молодую
заводили в дом, сажали на нары, укрыв платком, или ставили за занавеску у
кровати, у печи. В Кестыме ещё в 1930-1940-е гг. невесту вводили в избу не
сразу, первые день-два она скрывалась в погребе, так как бывали случаи, когда
родители девушки возвращали её обратно.
Достоверной информации о традиции проведения первой
брачной ночи, бытовавшей во второй половине XIX - первой половине XX в., нет.
Известно, однако, что в 1960-1970-е гг. молодых сразу после «похищения»
отводили в клеть или отдельный дом и оставляли там на ночь. Таким образом, ещё
до официальной регистрации брака в глазах родных они воспринимались уже как муж
и жена. Утром молодые вместе мылись в бане. Следует отметить, что обычай
совместного мытья в бане имеет древние истоки, он был характерен для многих
народов: тюркских, финно-угорских, славянских, иранских. Большинством
исследователей традиция толкуется как очистительная, инициальная (пережиток
ритуалов испытания зрелости), как символическое закрепление связей между двумя
семейно-родовыми общинами96.
Важным этапом брака умыканием было оповещение родителей
девушки о похищении их дочери. В тот же день, в четверг вечером или в пятницу
утром, к родителям невесты отправляли двух родственников жениха (дядю, старшего
брата, отца, очень редко - в послевоенные годы -мать.). Гонцами выбирали
женатых мужчин, серьёзных н всеми уважаемых (миеклы - «усатые», сакаллы --
«бородатые»), чтобы у родителей невесты не возникли подозрения относительно
серьёзности намерений со стороны семьи жениха. К тому же, только мудрые и
красноречивые люди могли мирно смягчить гнев родителей, недовольных выбором
дочери.
Сложился определённый ритуал поведения гонцов. Пришедшие
никогда не начинали разговор прямо. Сначала они пили чай, согласившись на
любезное приглашение хозяев сесть за стол. Говорили о деревенских новостях до
тех пор, пока родители сами не догадывались о цели визига мужчин. Затем самый
старший из гонцов говорил: «Пришли, чтобы просить Вас стать сватом и сватьей»
(«Кыда-кыдаги булма кердек»). И далее продолжал: «Имярек украл вашу дочь». Если
родители девушки сомневались в добровольности её поступка, тут же шли сами или
отправляли кого-нибудь из своих узнать настроение дочери. Убедившись в
самостоятельном выборе дочери и принимая его, дарили гонцам полотенца: «Если
домой возвращаются с полотенцем - значит, дело миром решили». С 1960-1970-х гг.
в знак согласия в некоторых семьях пришедшим стали подавать рюмку водки и
закуску. В заключение разговора родители невесты узнавали а времени регистрации
брака, предполагаемых сроках проведения свадебного гулянья и праздничного
застолья, об обещаемой сумме махра.
Далее следовала мусульманская регистрация брака. Термины,
которые использовались для её обозначения, типичны для народов, исповедующих
ислам. Среди кестымских татар традиционно употребляется словосочетание кәбен
салу («совершать обряд бракосочетания»). Оно, по данным татарского
диалектического словаря, характерно только для говора нукратских и глазовских
татар. Вместе с тем, слово кәбен (от иран. - «брак, бракосочетание,
венчание по мусульманскому обычаю») обозначает также «вено, калым»97) имеет
распространение и в гайнинском, красноуфимском, арском, балтасинском говорах98.
Юкаменские татары чаще использовали арабское слово никах, применяя его в таких
выражениях как никах аш (застолье по случаю бракосочетания), никах уку (чтение
брачной молитвы).
Регистрация брака у чепецких татар соответствовала
исламской традиции: она проходила в пятницу в первой половине дня. Характерной
чертой брака умыканием была вирилокальность совершаемых действий. Метрические
книги дают материал для частичной реконструкции бракосочетания в середине XIX -
первой четверти XX в. На торжественной церемонии («меджлис») присутствовали мулла, отцы
жениха и невесты (или лица, их заменяющие: отчим, дед, старший брат, дядя),
несколько близких родственников-мужчин с обеих сторон, выступавших в качестве
свидетелей, иногда и сам жених.
Совершая акт общественно-религиозного признания брака,
мулла, прежде чем прочитать свадебную молитву, фиксировал в книге имущественные
обязательства мужа в отношении жены, выражавшиеся в мәһәр, и
обоюдное согласие брачующихся, подкреплённое подписями свидетелей.
Мәһәр (имущество, выделяемое мужем жене
при заключении равноправного брака), как известно, является исключительно
мусульманским институтом99. Его уплата представляет собой главное
условие брака и рассматривается исламскими догматиками как плата жене за
брачные отношения. Мәһәр становится частью имущества женщины,
которым имеет право распоряжаться только она. В мәһәр может
быть включено всё, что имеет какую-либо стоимость, а потому может выражаться в
денежном и вещевом эквиваленте.
Метрические книги чепецких татар фиксировали
преимущественно денежные суммы. В разные годы размер их различался я зависел от
экономических условий жизни населения. Сумма мәһәр в
1840-1849 гг. в деревнях верхнечепецкого куста составляла от 30 до 300 руб.,
преобладали обещания на 100-150 руб.100 В 1850-е гг. в д. Палагай
(район средней Чепцы) максимальная величина мәһәр была равна
170 руб., минимальная - 70 руб. В большинстве случаев фигурируют суммы в
130-150 руб. В 1880-е гг. размеры мәһәр существенно
изменились. Так, в том же Палагае предельно высокая величина достигала 70 руб.,
в среднем - 40-50 руб.101 В 1914-1917 гг. денежный эквивалент вновь
вырос и составлял 25-150 руб. серебром, преимущественно 50-75 руб.
Данные по периоду 1918-1920 гг. не поддаются научному
анализу: в эти годы в стране имели хождение разные деньги. Данный факт нашел
отражение и в метрических книгах. Так, в приходе первой мечети д. Кестым в 1919
г. сумма обещаемого мәһәр записана в пределах от 500 до 5000
руб., в приходе же второй мечети - от 15 до 50 руб.102 Какие деньги
имелись в виду (царские или «керенки») неясно, но определенно -это не советские
банкноты, исчислявшиеся по номиналу на миллионы. В годы НЭПа татары пытались
сохранять высокий мәһәр, но удавалось это не всем.
Послевоенная разруха, голод 1921 г. привели к экономическому обнищанию основной
массы населения, сильному расслоению общества. Поэтому суммы мәһәр
находились в границах широкого диапазона, например, в 1923-1924 гг. - от 4 до
500 руб.103
Пожилые респонденты подтверждают записи метрик о том, что
на регистрации жених (или его отец), как правило, выплачивал лишь часть мәһәр.
Чаще всего выплаченная доля равнялась одной трети, реже - половине записанной
суммы. Оставшуюся часть, как свидетельствуют записи в книге, он обязывался
выплатить невесте при первом сё требовании.
Размер мәһәр и реально выплаченная
часть зависели от имущественного статуса жениха и общественного положения
невесты. В 1840-е гг. за женщину, вступающую в брак не первый раз, платили
низкую сумму, например, лишь 30-50 руб.104 В д. Палагай в 1850-е гг.
при заключении одного из таких браков размер мәһәр был
определен в 3 руб., а выплачен -1 руб., в другом случае из оговорённых 15 руб.
было выплачено 160 к. 105
Результаты бесед с респондентами позволяют говорить о
том, что только самые старые из них, родившиеся в 1910-е гг., помнят и знают,
что такое мәһәр. Большинство информаторов использует в речи
другие термины - баш акча и кәбен кием.
Баш акча («начальные деньги» или «деньги за голову») -
это денежное выражение мәһәр. По определению респондентов,
оно выступало в двух формах. Выплачиваемая доля — это сумма денег,
передававшаяся женихом родителям невесты в качестве помощи для покупки вещей на
приданое и на приготовление к свадебному застолью. Эти деньги аналогичны
понятию саум, которым в ряде районов Татарстана обозначают свадебные,
преимущественно денежные, расходы, падающие на долю родителей жениха106.
У чепепких татар при браках, заключаемых через умыкание, эта доля была очень
мала или вовсе отсутствовала. Вторая доля — это обещаемая самой невесте сумма
денег в качестве её обеспечения на будущее. Именно эти деньги записывались в
метрической книге как невыплаченная часть. Респонденты говорили, что выплата
остатка происходила, например, в случаях, когда молодая семья выделялась в
самостоятельное хозяйство, т. е. фактически деньги становились частью общего
(семейного) бюджета. Возможно, деньги выплачивались женщине во
всех других случаях, предусмотренных мусульманским правом, например, при
разводе или при смерти мужа, однако отсутствие письменных и устных данных не
даёт оснований утверждать это. Напротив, информаторы сообщали о том, что сумма
баш акча была номинальной, в полном объёме его выплачивали редко107.
Исключением являлись молодожёны дд. Гордино, Палагай, Жувам, Тутаево, п. Парши.
Здесь в большинстве случаев эта часть мәһәр выплачивалась
полностью во время регистрации. Очевидно, такая традиция бытовала у отатаренных
бесермян, у которых как весь мәһәр, так и его часть в виде
баш акча выступали в роли выкупа (калыма) за невесту. Бесермяне называли этот
обычай йор дун торон, удмурты — йыр дон108, т. е. подобно татарскому
баш акча - «плата за голову». По традиции удмуртов и бесермян, свадьба могла
состояться только после полной выплаты выкупа. Следует особо подчеркнуть, что
отождествлять баш акча с калымом нельзя. Несмотря на то, что мәһәр
(в том числе баш акча) типологически представляет собой калым, т. к. является
результатом исторической эволюции брачного выкупа, закреплённого в
специфической традиционной системе права - шариате, по сути он отличен от
выкупа рядом существенных признаков. Во-первых, мәһәр давался
самой невесте. Даже в том случае, когда деньги получали ее родители, они
тратились исключительно на вещи для девушки, впоследствии становившиеся её
собственностью. Во-вторых, мәһәр фактически всегда выступал
лишь как предбрачная оплата на случай развода или вдовства женщины. Таким
образом, как такового калыма, вносимого семьёй жениха родителям невесты, в
свадебной обрядности чепецких татар не было. Другими словами, говорить о
купле-продаже невесты не приходится. Тем более это очевидно в браке умыканием.
Кәбен кием - вещевая составляющая мәһәр
- это свадебный подарок жениха невесте, состоявший из различных вещей — платья,
платка, шали (кашемировой или сатиновой), украшений, ичиг, калош. Состав
подарка, даваемого невесте, выходящей замуж «убегом», был, по сообщениям
информаторов, значительно меньше. Кәбен кием, так же как баш акча,
переходил в личную собственность невесты и в случае развода по вине мужа или
его смерти передавался женщине как часть её имущества.
Р.К. Уразманова109, опирающаяся на
исследования Н.А. Кислякова, и по аналогии с обычаями казанских татар110,
оценивает преподнесённые невесте подарки как денежный эквивалент выплаченной
части мәһәp, записанной в метрической книге. Характер письменных
источников по чепецким татарам середины XIX - первой четверти XX в, не
даёт возможности подтвердить или опровергнуть её мнение. Обычно в метриках
записывали только денежное выражение обещанной и выплаченной суммы, содержимое
кәбен кием в ней присутствовало очень редко. Так,
с 1840 по 1849 гг. оно не было записано ни разу, с 1914
по 1927 гг. -лишь дважды: в 1917 г. крестьянин д. Ахмади Святогорской волости
Талиб Сабитов в качестве мәһәр обещал Зайнаб Балтачевой из д.
Засеково Ижевской волости платье, бешмет и платок. На момент регистрации он
вручил только бешмет. Мәһәр был таким маленьким в силу того,
что оба регистрировавшихся вступали в третий брак. В 1925 г. крестьянин поч.
Гурьяшур Шагубан сын Бикташа обещал своей невесте Асмабике 50 руб. мәһәp, в том
числе сатиновый платок стоимостью 1 руб. 80 коп., шаль по цене 2 руб. 50 коп. и
платье в 3 руб. 40 коп. На момент регистрации он отдал только 7 руб. 90 коп.111
Второй пример подтверждает слова Р.К. Уразмановой: выплаченная часть денег
действительно равна стоимости обещанной одежды. Первый пример свидетельствует
об обратном. Преподнесённые невесте дары по стоимости могли быть равны всей
сумме мәһәр.
Несомненно одно: и кәбен кием, и та часть баш акча,
которая выплачивалась ко времени свадьбы, являлись выражением исламской
традиции садак - «искреннего дара» в виде подарка жениха, отдаваемого в дом
невесты. Известно, что садак мог состоять из драгоценностей, украшений, дорогой
одежды, денег и принадлежал только жене, становясь частью её имущества112.
Передача невесте вещей, входивших в состав кәбен
кием, происходила в день регистрации брака. Заранее приготовленную одежду,
уложенную в большой платок, выкладывали на стол, развязывали узел и показывали
всем присутствующим его содержимое. Мулла при свидетелях записывал его
стоимость (или состав). Все гости в знак заключения брака должны были положить
на свёрток с кәбен кием деньги, которые вместе с вещами переходили в
собственность невесты.
Вторым важным актом регистрации после определения
имущественных обязательств жениха в отношении будущей жены было выяснение
добровольности желания заключить брак. Так как при бракосочетании невеста
обычно стояла в кухонной части дома (кәҗәнкә), за
шторкой, а жених мог и вовсе не присутствовать, номинальными ответчиками
выступали «представители» молодых. Но если мужчина был в летах или вступал не в
первый брак, то он представлял себя сам. Мулла, обращаясь к невесте, спрашивал:
«Добровольно ли вы пришли сюда?» (Риза булып келдегез ме?). Она через
доверенное лицо отвечала: «Пришла добровольно» (Риза булып келдем). Далее мулла
обращался к жениху: «Добровольно ли ты берёшь [её]?» (Риза булып алдың ме/аласен
ме?), но отвечал за него отец: «Взял [её] добровольно» (Риза булып
алдым/аламен). После чего отец невесты добавлял: «Добровольно отдаю [её]» (Риза
булып бердем/беремен). Таким образом, вся процедура должна была подчеркнуть,
что заключение брака - дело общесемейное, а не только частное желание молодых
людей.
Заключительным актом регистрации новой семьи было чтение
муллой свадебной молитвы никах. Перед этим пожилые родственницы жениха
расплетали невесте волосы. «В распущенные волосы, — говорили респондентки, - кәбен
лучше входит». В д. Падера к тому же развязывали пояс фартука невесты. После
этого ритуала к молодухе за занавеску заходила мать жениха (бием) и вручала ей
сверток с одеждой кәбен кием и деньги, собранные во время церемонии
бракосочетания, приговаривая при этом: «Вот тебе подарок» (Менә сиңа
бүләк). Кроме того, она давала невестке (келен [килен]) стакан воды
с опущенными в него серебряными монетами (кемеш акча). Воду девушка выпивала, а
деньги забирала себе. Даже самые пожилые респондентки не знают семантики
описанных действий. Однако подобный обряд, являвшийся частью предсвадебного
цикла, был отмечен у нижнечепецких (нукратских) татар, татар-мишарей, чувашей,
мордвы, бесермян113. Нукратские татары, в частности, называли его
кыз күрештерү («здороваться с невестой»).
Заканчивалась регистрация угощением присутствующих.
Реконструировать состав подаваемых блюд в конце XIX - начале XX в. по
моим экспедиционным материалам невозможно. С определённой долей уверенности
можно утверждать лишь об отсутствии спиртных напитков, таких как водка, самогон
и брага. Исключением, возможно, являлось пиво (ысла [сыра]), которое занимало
важное место в структуре свадебных обрядовых действий у нукратских татар.114
Согласно Р.К. Уразмановой, участников бракосочетания угощали чаем, затем
последовательно выносили суп-лапшу, бәлеш, пироги с различными начинками,
отварное мясо с картофелем, фаршированную курицу и в заключение - компот. Автор
отмечает, «что такой порядок кушаний характерен не только для чепецких татар,
но и для татар-мишарей, татар-кряшен, бесермян, и отличается от подачи блюд во
время застолий для казанских татар, где угощение начинают с подачи супа-лапши»115.
Однако факт подачи на свадебный стол масла и чак-чака (чепчеге), приведённый
исследовательницей, не подтверждается. Респонденты говорили, что эти блюда
вошли в практику свадебного застолья намного позже, уже в 1950-1960-е гг.
На следующие сутки после регистрации проводили
праздничное гулянье (туй) во дворе дома жениха - четвёртый этап свадьбы. Туй
проходил с yтpa до двух-трёх часов дня без застолья. В нем участвовали только мужчины.
Гости на праздник приходили без особого приглашения, по собственному желанию.
Основное действие праздника - это пляски. Вопрос о
свадебных песнях у средне- и верхнечепецких татар остаётся открытым.
Большинство респондентов свидетельствует, что «раньше» (до коллективизации
1930-х гг.) пения как ритуального музыкального действия на свадьбе не было. Они
уверены, что петь начали, когда на свадьбе стали пить водку.
Есть и другое мнение, высказанное, правда, лишь одним
человеком. По детским воспоминаниям Х.С. Касимова, в д. Кестым в 1930-е гг. на
свадьбе одного старика трезвые взрослые мужчины хором исполняли старинные песни32.
Приглашённые музыканты - несколько гармонистов и
скрипачей -аккомпанировали пляскам. Говорили, что свадьба прошла плохо, если
играла всего одна скрипка. Танцевали мужчины в паре. Сначала один из партнеров
в такт музыке притопывал на месте, другой в это время смотрел на его движения.
Затем танцоры менялись ролями: второй, поддразнивая, перебирая ногами,
притопывал, а первый, оценивая, наблюдал. За участие на празднике музыкантам
дарили полотенце, которое им вещали на шею.
Во время туя молодая жена вместе с девушками и
родственницами мужа сидела на кухне, за занавеской.
На второй день после праздника молодуху во исполнение
обряда приобщения к дому мужа вели к роднику или реке, откуда брали воду. Ей
показывали, как топить баню, как печь пироги. Таким образом она знакомилась с
хозяйством новой для неё семьи.
В этот же день начиналась череда свадебных пиров для
родственников молодых — кода. Число гостей заранее оговаривалось. Сначала
застолье устраивали для родственников невестки. Присутствовать на нем родителям
девушки не разрешалось (их приглашали отдельно позднее). Через неделю (или
через более продолжительное время, в зависимости от материального достатка и
способности быстро собраться) кода проводили родители молодой для родственников
зятя (кейэү, киеү[кияү]). У кестымских татар существовала
традиция в первый день приглашать только мужчин, а уже на второй - женщин.
Таким образом, кода длился четыре дня. У юкаменских татар гости приходили вместе.
Однако и здесь мужчины и женщины не сидели за одним столом: первые угощались на
чистой половине дома, вторые - на кухне. Во время проведения застолья невестка
к гостям вовсе не выходила или сидела в углу за одним столом вместе с гостями,
укрывая лицо шалью. Обязательным элементом этих праздников было одаривание
гостями своего нового родственника: зятю преподносили рубахи, невестке - платки
или отрезы ткани.
Подготовка и проведение свадебных пиров лишний раз
подчёркивали солидарность патронимических групп. Так, в приготовлении угощений
(кез үлешү) участвовали все родственные семьи вступивших в брак
-накануне каждый у себя дома готовил блюда, которые приносил на общий стол. Во
время проведения застолий происходило чёткое разделение на гостей и угощающих:
члены принимающей стороны за столом не сидели, они лишь ухаживали за
родственниками нового члена семьи. В конце пира гостей одаривали вещами (бирнә):
мужчин - рубашками, женщин - отрезами тканей, головными или носовыми платками.
В приготовлении и приобретении этих подарков участвовали все родственники
принимающей стороны.
Состав блюд на праздничном столе, вероятно, был таким же,
как и на регистрации брака.
В промежутке между кода в доме мужа и кода в доме
невестки проводили официальное представление зятя родителям жены. Родители
девушки приглашали зятя к себе домой (киеү кушу) на блины (блем ашама) и
дарили рубаху, камзол, штаны или тюбетейку. Обычай мог быть проигнорирован, как
и застолье для родственников зятя, если родители девушки не принимали её замужества
и демонстративно порывали с ней отношения, не отдавали её вещей, не передавали
приданое. Часто такое поведение диктовалось желанием уменьшить расходы и
сократить длительность свадьбы, и в итоге приводило к разрыву экономической
связи между «сворованной» девушкой и её родителями. Вероятно, поэтому сложилась
традиция готовить убранство для нового дома (и кием - «одежда для дома») не
молодухой, а ее подругами. Девушки сразу после регистрации брака делали замеры
занавесей, полога, полотенец для дома жениха. Их приготовлением - ткачеством,
шитьём, вышиванием - они занимались у себя дома. До 1930-х гг. в состав и кием
входили: коврик для молений (намазлык); белое покрывало с подзорами для кровати
(чылгау); подножный коврик для бани; занавеси для кровати (чаршоу), дверных
проёмов, кухонных стеллажей, на матицу, в проёмы между потолком и печью;
занавески на окна (фәрдә); полог (чыбылдык); полотенца (селге), в
том числе декоративные, вешавшиеся в простенки между окнами, над зеркалом, на
часы; половики. Все вещи складывали в сундук вместе с одеждой молодой. Сюда же
клали подарки жены для мужа, которые она сама готовила заранее: рубаху, штаны,
пояс. Через неделю-две в сопровождении. 6-8 детей - близких родственников
невестки - сундук перевозили в дом мужа. Процессия считалось тем престижнее,
чем больше в ней участвовало мальчиков и девочек: они символизировали ее
будущее потомство. Вместе с детьми ехали девушки, которые участвовали в
приготовлении «одежды дома». Они же её и развешивали. Участников процессии
хозяева угощали чаем и одаривали подарками.
Следует обратить внимание на слова респондентов о том,
что содержимое сундука - это не приданое, а лишь «подарок на время». Он
принадлежал только женщине, был частью её имущества, не обобщался и, в случае
развода или вдовства, уходил вместе с ней. Состав приносимых невесткой вещей
нигде письменно не фиксировался и зависел исключительно от желания и степени
зажиточности её родителей. То же относилось и к приданому (прдән - у
кестымских татар, прдонка - у юкаменских татар). Приданым называли только
домашний скот, передаваемый родителями невестки в хозяйство жениха. В браке
умыканием приданое было недорогим: гусь (каз), баран (тәкә) или
овца (сарык). Передача приданого происходила в течение года, по мере
возможности.
Комплекс свадебных обрядов по заключению брака умыканием
завершался застольем для родителей невестки в доме зятя (айка кушу).
Октябрьская революция и гражданская война не изменили
структуру и содержание свадьбы, переломными стали события, связанные с
коллективизацией сельского хозяйства. Социально-экономические преобразования в
деревне определили сущность правовых и общественных отношений между людьми,
что, в свою очередь, привело к трансформации смысловых форм свадебного обряда.
Как известно, после Октября 1917 г. церковный брак был
объявлен частным делом граждан. Однако ещё до 1927 г. в обрядовой практике
татар реальную юридическую силу имел брак по исламским правовым нормам. Об этом
свидетельствуют документы. Так, метрические записи мечетей о создании новых семей
велись до 1927 г. по заведённому порядку (с указанием суммы мәһәр,
имён «представителей» молодых, свидетелей и муллы, пошлины за регистрацию). К
тому же, список новых супружеских пар, зарегистрированных муллой в метрических
книгах, значительно больше, чем в документах ЗАГСа. Таким образом, порядок
заключения браков в 1917-1927 гг. в целом оставался прежним, правда, с
дополнительной регистрацией в ЗАГСе, носившей, судя по поведению и
представлению татар, необязательный характер.
Ситуация изменилась в период коллективизации сельского
хозяйства. Как сообщил кестымец З.С. Касимов (1914 г. р.), «при Сталине между
деревенскими жителями и сельсоветом было заключено негласное соглашение: пока
не зарегистрируешься в ЗАГСе, читать кәбен (т. е. провести мусульманскую
регистрацию -Д.К.) нельзя»117. Поэтому структура свадьбы в 1930-е
гг. приобрела иной порядок: умыкание; оповещение родителей о «похищении» их
дочери; регистрации брака в ЗАГСе; по желанию брачующихся — религиозная
регистрация (как дань традиции, без установления имущественных обязательств в
отношении друг друга); привоз вещей молодой в дом мужа; молодёжное гулянье и
застолье; застолье для родственников невестки и зятя; представление зятя
родителям молодухи; застолье для родителей невестки. Такая традиция сохранялась
до 1940-х, в отдельных татарских деревнях - до 1960-х гг. Правда, уже в этот
период, как вспоминают старожилы, проводились «комсомольские свадьбы», вовсе
исключавшие мусульманскую регистрацию.
В последующие годы в среде чепецких татар произошло формирование
двух вариантов свадьбы: юкаменского и кестымского. К 1940-1950-м гг. в
татарских деревнях Юкаменского района были ликвидированы все мечети, в
большинстве населенных пунктов отсутствовали муллы. В результате эволюция
структуры обрядов шла в сторону усиления гражданских, светских черт. До 1980-х
гг. здесь не проводили религиозную регистрацию, очень быстро были забыты
понятия мәһәр и баш акча. Возврат к старым формам в виде
чтения брачной молитвы перед регистрацией в ЗАГСе начался лишь в середине 1980-х
гг.
По-иному развивалась структура свадебных обрядов в среде
татар кестымского куста. Здесь мечети не закрывались и, за исключением коротких
периодов, религиозная регистрация всегда была составной частью свадебного
ритуала. Изменение структуры происходило в связи с трансформацией этнической
культуры и отношения к религиозным культам в целом по стране. Так, с
1950-1960-х гг. вновь стали совершать мусульманский обряд до регистрации в
ЗАГСе.
В целом структура свадебного цикла кестымских татар в
1960-1990-х гг. состояла из следующих этапов: умыкание; оповещение родителей;
религиозная регистрация (совмещенная с застольем для стариков, а с 1980-х гг. с приглашением всех близких
родственников молодых); перевоз вещей невестки в дом мужа; регистрация в ЗАГСе;
молодёжное гулянье и застолье; пир для родственников невестки и зятя (два
последних этапа с 1980-х гг. в некоторых семьях объединяются в единое застолье
и проводятся в арендуемом помещении на деньги родителей молодожёнов);
представление зятя родителям невестки и её родственникам, знакомство
родственников мужа с невесткой (келен котлау). Потерял символическое значение и
не проводился обряд знакомства невестки с источником воды, печью и баней. За
1930-1980-е гг. изменилось отношение к религиозной регистрации; в сознании
кестымских и части юкаменских татар этот акт стал восприниматься как дань
традиции.
Поведение новобрачных у кестымских татар осталось
прежним: жених и невеста не сидели за праздничным столом. Невеста вместе с
молодыми родственницами жениха находилась на кухне, укрытая платком. У
юкаменских татар молодые сидели вместе со всеми, однако невеста тоже
укрывалась. Теперь перед чтением брачной молитвы мулла спрашивал о согласии
вступить в брак у самих брачующихся, а не их родителей. С 1950-х гг. невесте
уже не расплетали волосы.
В конце 1930-х-1940-е гг. появилась традиция угощать
спиртным. Выносили его после завершения официальной части, т. е. после ухода
муллы. До 1960-х гг. гостей потчевали самогоном, позже брагой, редко — водкой.
Алкоголя пили не много - четверть стакана (около 60 грамм), и исключительно
мужчины.
С середины XX в. стали встречаться случаи,
когда браки регистрировала абыстай, а не только мулла. Обращались к ней, как
правило, татарские девушки, выходившие замуж за нетатар. При этом на церемонии
присутствовали лишь девушка и её родители.
В 1980-е гг. религиозная регистрация брака и пир для
родственников невестки в доме мужа стали проводиться в одно время. Вследствие
этого изменился состав участников: на бракосочетании вместе с мужчинами теперь
присутствуют и пожилые женщины, а на застолье - не только старики, но и
родственники с обеих сторон, вне зависимости от пола и возраста. Нередко
новобрачные сидят рядом, за одним столом с гостями. В эти же годы появились
случаи регистрации брака на дому у муллы с участием только молодых и их
родителей.
Mәһәp как институт имущественных обязательств мужа в отношении
жены окончательно прекратил свое существование к 1930-м гг. Более детальное
изучение сути этого института в послереволюционные годы затруднено недостатком
источников. Как свидетельствуют метрические книги, с 1917 по 1927 гг. баш акча
ещё существовал, но уже с иным содержанием: во всех деревнях размеры обещанной
и выплаченной частей были равны, по сути вся сумма мәһәр
передавалась невесте сразу. Скорее всего, в метрику записывали сумму, которая
шла на приобретение приданого и подготовку к свадебным торжествам, а второе
предназначение мәһәр - служить предбрачной оплатой на случай
развода - исчезло само по себе в силу изменения правовой системы государства. С
1930-х гг. затраты на свадьбу документально никем не фиксировались, понятие баш
акча вышло из употребления. Люди, вступавшие в брак в 1950-е гг., о его сути
уже ничего не знали.
Вторая часть мәһәр - кәбен кием -
в свадебной обрядности кестымской группы тагар сохранилась вплоть до наших
дней. Например, в 1970-е гг. в его состав входили: отрез шёлковой ткани,
кожаные сапоги, женская комбинация, шерстяная кофта фабричной вязки118
или платье, вельветовые тапочки, несколько отрезов ткани, платки, полотенца119.
Процедура одаривания кәбен кием и вручение его невестке остались
прежними, но обычай пить воду из стакана с опущенными в него монетами исчез уже
в 1940-1950-е гг. В этот же период у юкаменских татар прекратила существование
вся традиция, связанная с кәбен кием.
С конца 1920-х до середины 1990-х гг. гражданскую
регистрацию брака в сельских районах проводили в сельсовете. Ритуал практически
везде был одинаков: молодые входили в зал, иногда под торжественный марш,
звучали поздравления и наставления ведущего на татарском языке, нередко - и на
русском. С 1970-х гг. присутствующих стали угощать шампанским. В эти же годы
была заимствована традиция наряжаться в свадебные костюмы европейского образца:
невеста - в длинное белое платье и фату, жених - в тёмный костюм и белую
рубашку. Этническая специфика сохранялась в соблюдении некоторых норм
поведения. Так, новобрачные не целовали друг друга, ограничиваясь лишь
рукопожатием. То же делали гости. В целом, родственники и гости вели себя на
регистрации довольно пассивно, родители нередко вовсе отсутствовали.
С середины 1990-х гг. с переходом на централизованное
ведение записей актов гражданского состояния, браки начали регистрировать в
органах ЗАГСа, расположенных в районных центрах. Торжество в них проходит по
стандартному сценарию, без учёта этнической принадлежности брачующихся, что
порой вызывает негативную реакцию со стороны участников церемонии. Например, в
п. Балезино во время произношения клятвы супружеской верности жениху и невесте
дают в руки зажжённые свечи. Такой ритуал порицается пожилыми татарами, вполне
обоснованно усматривающими в этом аналогию с венчанием в христианской церкви.
Старики также не одобряют просьбу ведущего к молодым поцеловать друг друга и
станцевать тур вальса.
С 1930-х гг. произошло изменение семантики слова туй, В
широком смысле оно означало свадьбу вообще, а в узком использовалось для
обозначения нового этапа свадебного цикла чепецких татар — застолья и гулянья
для молодежи. Установить точное время появления этого новшества не удалось.
Возможно, он возник как часть «комсомольской свадьбы». Бесспорно одно -
праздник для новобрачных и молодежи -это явление советской эпохи. Пока трудно
сказать, как проходил молодежный туй в 1930—1960-е гг., но по 1970-1980-м гг.
известно, что его устраивали в доме жениха после регистрации брака в ЗАГСе.
Молодожёны сидели во главе стола в свадебных нарядах, рядом с ними находились
свидетели. На праздник звали ровесников - друзей и коллег, независимо от их
национальности. Гостей угощали не только традиционной едой, но и не типичными
для татар блюдами - салатами, тортами, подавали много вина и водки. В 1970-е
гг. гости еще соблюдали некоторые элементы татарского застольного этикета;
юноши и девушки сидели не вместе, а по разные стороны стола, в качестве
салфеток использовали длинные полотенца, которые лежали у них на коленях (ал
дастымал). В целом, молодёжная свадьба была весёлой, насыщенной танцами и
песнями.
Претерпели изменения и пиры для родственников жениха и
невесты -кода. В советское время, особенно в 1960-1970-е гг. получили
распространение ритуальные песни встречи гостей. Встречающие в сопровождении
гармони пели:
Сами свадьбу играют, Смотрят во все глаза в окно.
Как у кошки, съевшей масло, У самих глаза блестят.
Вероятно, традиция исполнения свадебных песен появилась
вследствие ряда причин: сказалось развитие профессиональной художественной
культуры, в первую очередь - музыкальной, существование единой системы
национального образования для татар в рамках страны, расширились личные
контакты с татарами казанского региона и т. д.
Характер свадебных танцев остался прежним, но участвовали
в них теперь не только мужчины, но и женщины с девушками.
Вторым новшеством для кода стала подача спиртных напитков
и новых ритуальных блюд. К числу последних относится вынос масла (май аш, май
ашау) или чак-чака для одаривания деньгами. Как утверждают респонденты, эта
казанская традиция появилась в середине XX в. и закрепилась только у
татар кестымской подгруппы.
Полевые материалы дают возможность воспроизвести меню
свадебного застолья (как кода, так и молодёжной свадьбы). Гостям
последовательно выносили чай, суп, испечённое жаркое - картофель с мясом (бәлеш),
плов с изюмом (беккән). Завершали угощение подачей компота (у кестымских
татар) или чая (у юкаменских татар). В 1930-е гг. в качестве ритуального блюда
подавалась испечённая фаршированная курица. Известно, что она занимала особое
место на свадебном столе и у нукратских татар36. В 1950-1960-е гг.
эта традиция была забыта.
Поведение новобрачных и их родственников на кода было прежним.
Количество гостей заранее оговаривалось и должно было быть одинаковым с обеих
сторон. За стол сажали, угощали и одаривали только приглашённых.
На свадьбу могли прийти и другие односельчане: поздравить
молодых, повеселиться (спеть, сплясать, сыграть на музыкальных инструментах).
В 1970-1980-е гг. традиционные кода в той форме, какой
они существовали в довоенный период, стали постепенно исчезать. Их
видоизменение шло в двух направлениях. Праздничное угощение с танцами и песнями
было перенесено на этап единого застолья, заменившего и кода, и молодёжную
свадьбу. Одаривание новых родственников стало проходить на послесвадебном
обряде «приглашения зятя» у родных невестки и «поздравления невестки» у родных
зятя. Теперь приглашающие собирались не в доме родителей молодых, а каждая
семья родственников отдельно принимала новобрачных и их родителей у себя. В
итоге патронимический характер обряда сохранился, но подарки получала уже не
вся родня, а только молодожёны и их родители.
Не изменился и обряд привоза вещей невестки в дом мужа.
Девушек-возчиков одаривали носовыми платками, полотенцами, детей - карандашами,
конфетами.
Существенно изменилась суть приданого. В 1930-е гг.
поголовье личного скота в крестьянских хозяйствах резко сократилось, и поэтому
исчезла экономическая база института приданого. Неслучайно респонденты,
заключившие брак в 1930-1950-е гг. говорили, что у них приданого не было вовсе.
Иногда добавляли, что в эти годы за невестой иногда отдавали семенную рожь.
Постепенно понятие о содержимом приданого трансформировалось. С 1960-х гг. под
ним подразумевают то, что раньше называли «временным подарком», т. е. ткани и
постельные принадлежности: перину, подушки, одеяло, полотенца, шторы и тюль на
окна, половые дорожки, клеёнки на стол, занавеси на двери, кровать, печь.
Таким образом, свадебный ритуал в советское время сильно
трансформировался, его структура под влиянием материального фактора и городской
культуры упростилась.
Из книги Д.Г. Касимовой "Семейная обрядность
чепецких татар. (середина XIX - XX в.)", Ижевск,
Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН, 2003