Свадебные обряды татар-мишарей

Р.Г. Мухамедова

<...>

* * *

Вопрос о браке юноши или девушки в больших семьях решался часто без участия вступающего в брак. В малых семьях в основном также придерживались этой традиции. Молодежь рано изолировалась друг от друга, не могла общаться между собой и должна была вступать в брак лишь по указанию своих родителей, прежде всего отца.

Начиная со второй половины XIX в., с углублением дифференциации крестьян в татарской деревне, особое значение при заключении брака приобрели социальные ограничения. Браки заключались в основном между людьми, равными в имущественном отношении. Что касается браков между людьми различного социального положения, то они, как правило, имели место при значительной возрастной разнице брачащихся. При заключении браков придерживались также и религиозных ограничений. Смешанные браки с русскими, мордвой, чувашами и др. были строго запрещены.

В брачных запретах значительную роль также играли пережитки экзогамии. Например, из семьи родственника по мужской линии разрешалось брать жену лишь из седьмого колена (җиде ят) ¹², в то время как браки между сыном сестры и дочерью брата или сыном брата и дочерью сестры считались возможными. По утверждению самих мишарей, такие браки не являлись родственными. Таким образом, экзогамия распространялась лишь на лиц, находящихся в родстве по отцовской линии.

При заключении браков иногда придерживались обычая левирата и сорората. Так, бывали случаи, когда ближайший родственник умершего (если он неженатый), по настоянию родных, женился на вдове старшего брата, или же когда муж умершей женщины брал в жены ее младшую сестру (балдыз). Следует еще раз подчеркнуть, что такие браки имели очень небольшое распространение и, как правило, практиковались лишь в чисто экономических интересах, в стремлении сохранить имущество и рабочую силу в пределах своей семьи.

Во второй половине XIX — начале XX в. у мишарей Среднего Поволжья существовало три способа заключения браков: 1) путем сватовства (баш кодалап), 2) путем похищения невесты (кыз урлау) и 3) путем добровольного ухода девушки к жениху без согласия родителей (ире артыннан чыгу).

Наиболее распространенной формой являлся брак посредством сватовства. При этом большие расходы требовались для проведения свадьбы, а также для уплаты калыма за невесту. Что касается последних двух форм, то они представляли нарушение установленных норм и оформлялись без уплаты калыма и без больших свадебных расходов. Бытование и сохранение этих форм заключения брака в значительной степени было обусловлено и материальной необеспеченностью населения.

Очень часто «похищение невесты» являлось лишь инсценировкой, которая предпринималась во избежание свадебных расходов. Но иногда похищение совершалось против воли девушки. Оно обычно имело место в том случае, когда не было согласия на брак ни со стороны девушки, ни со стороны ее родственников. Инициатором похищения являлся сам жених, а помощниками — два его товарища. Выследив девушку где-нибудь в безлюдном месте, они насильно увозили ее с собой. Как правило, похищали девушку юноши из другого села. Очень часто о предстоящем похищении не знали и родители жениха. Поэтому похищенную девушку устраивали у кого-либо из родственников или знакомых, с которыми имелась предварительная договоренность. Здесь девушку уговаривали дать согласие на брак с своим похитителем. Родители девушки, как правило, вынуждены были давать согласие на этот брак, так как похищенная девушка считалась опозоренной и не могла рассчитывать выйти замуж за другого.

Среди мишарей инсарской и лямбирской групп практиковалась своеобразная форма похищения невесты, когда инициатива похищения исходила не от жениха, а от его родственников, в частности от матери. В таких случаях поступали довольно просто: одна из женщин под каким-нибудь предлогом заманивала девушку в дом, где находился парень, которого хотели женить. После того как ни о чем не подозревавшая девушка заходила в дом, за ней запирали дверь и объявляли во всеуслышанье, что такая-то девушка закрылась с парнем в таком-то доме. Вскоре о случившемся знала вся деревня, прибегали и родственники девушки, устраивали скандал; в конце концов дело, как и в первом случае, заканчивалось тем, что родители или родственники девушки вынуждены были вести переговоры по поводу оформления брака.

Среди народов тюркской языковой группы, в том числе и у казанских татар, наличие такой формы похищения в рассматриваемое время не наблюдалось. Но умыкание девушки посредством семьи жениха наблюдалось у мордвы ¹³.

Как мы уже отмечали, у мишарей практиковался добровольный тайный уход девушки (без согласия родителей) к жениху (ире артыннан чыгу). Это наносило большое оскорбление родственникам невесты и вызывало их недовольство. При этом они не пытались вернуть дочь и вынуждены были вступить в переговоры с родственниками жениха по поводу оформления брака. Условия бракосочетания диктовались сторонниками жениха: выкуп за невесту не платили, свадьбу не устраивали — ограничивались лишь оформлением брака по религиозному ритуалу в доме жениха.

Для всех рассмотренных форм брака характерно патрилокальное поселение новобрачных. Как исключение можно отметить факты перехода жениха в дом родителей невесты (йортка керү). В подобном браке были заинтересованы родственники невесты, прежде всего ее отец — нужны были рабочие руки. Переход в дом родителей жены для мужчины считался позором, его в народе сравнивали с сусликом, пробравшимся в дом (йортка кергән йомран). Поэтому на это условие соглашался лишь тот, кто не имел ни родственников, ни средств для уплаты выкупа за невесту.

Средним брачным возрастом для девушек мишари считали 16—18 лет. Выдача их в более раннем возрасте представляла исключение. Девушка старше 20 лет уже считалась засидевшейся (карт кыз). Что касается юношей, то для них строгого ограничения брачного возраста не существовало. Однако ввиду того что крестьянская семья была заинтересована в приобретении лишней рабочей силы в лице снохи, то юношей также старались женить к 20 годам. Заинтересованность в рабочей силе была иногда так сильна, особенно в зажиточных семьях, что нередко прибегали к обычаю женитьбы малолетнего сына (13—14 лет) на взрослой девушке (18—20 лет) из бедной семьи. Такие браки можно было наблюдать, например, у мишарей Мордовии даже в самом начале XX в.

Женитьба несовершеннолетних мальчиков на взрослых девушках прежде всего характерна для финно-угров Среднего Поволжья, особенно мордвы. Она также практиковалась у русского населения края. Из тюркоязычных народов края такие браки имели место также среди чувашей. Следует отметить, что такое явление, когда жена старше мужа на 2—3 года и даже более, как у чувашей, так и у мишарей считается обычным, тогда как у казанских татар это вызывает осуждение. Как видно, во вступлении в брак возрастное ограничение у мишарей соблюдалось не строго. Значительное ослабление этого ограничения у них, вероятно, происходило под влиянием соседних народов, в частности мордвы и русских, а также в связи с необходимостью большого количества рабочих рук в хозяйстве.

Систематизация свадебных обрядов татар-мишарей дает возможность заключить, что здесь выделяется два варианта свадьбы:

1) вариант, распространенный среди татар-мишарей темниковской группы. Некоторые его элементы заметны среди татар-мишарей инсарской и керенской групп, а также проживающих в северных районах Пензенской области (Беднодемьянского, Сосновоборского районов);

2) сергачский вариант, характерный для татар-мишарей, живущих в Горьковской области. За исключением незначительных отличий, этот вариант характерен также для других групп мишарей, в частности лямбирской, хвалынской, отчасти буинской.

Характерной чертой темниковского свадебного варианта является большая патрилокальность при проведении свадебного обряда. Чуть ли не половина всей свадьбы, в том числе и обряды, связанные с первой брачной ночью, проходили в доме жениха. В результате этого здесь особое значение приобретал выкуп. Жених не должен был входить в свои супружеские права прежде, чем не уплатит калым. В честь выплаты калыма устраивали праздник — яраш, непосредственно после которого устраивали праздник бракосочетания — никах туй и увоз невесты в дом мужа, где и начиналась супружеская жизнь молодых.

Предсвадебный цикл (сватовство — сүз салу) обычно состоял в следующем: когда молодой человек достигал соответствующего возраста, родители и родственники подыскивали ему подходящую невесту. После выбора девушки в один из благоприятных дней недели (в четверг или воскресенье) к ее родителям посыла ли свата (баш кода).

Сватовство обычно поручали самому красноречивому и уважаемому родственнику жениха. Поведение его в доме девушки связано было с некоторыми обычаями. Так, он должен был сесть обязательно под матицу, подложив под себя что-нибудь, хотя бы свою шапку, для того чтобы его сватовство окончилось успешно.

Сват начинал разговор о посторонних делах, а затем переходил непосредственно к предложению, облекая его в образную, иносказательную форму: «У вас есть золото, а у нас — серебро, давайте сольем их» («Сезнең алтыныгыз, безнең кемешебез бар, бергә кушыйк шуларны»). Отец девушки при согласии дочери на брак обычно сразу виду не показывал. Если дочь была сравнительно молода, он говорил: «Благодарим за честь. Дочь наша еще молода. Повременим, пусть в отцовском доме пока поживет». Сват уговаривал, восхвалял жениха и его родных, обещал большой выкуп (калым). Наконец, отец девушки отвечал: «Посоветуемся с родственниками» («Ыруларыбыз белән сүләшеп багырбыз»)

После переговоров с родными, если они одобряли этот союз, родители девушки передавали свату полотенце или тастар — символичный знак согласия (билге). С этого времени девушка считалась просватанной (билгеләнгән кыз).

Наиболее ответственным моментом предсвадебного цикла являлся обряд, связанный с установлением размера выкупа (кызны калынга салу). Этот обряд происходил в доме невесты. В качестве представителей со стороны жениха обычно являлся сват, отец жениха и еще два старших родственника. Они приносили с собой каравай хлеба и соль, завернутые в платок. Их встречал отец невесты, а также несколько его родственников. Гости и хозяева садились за стол, покрытый скатертью, изготовленной невестой, клали принесенные родственниками жениха каравай хлеба, соль и начинали переговоры. Бывали случаи, что сваты не сходились в цене и дарах, и сватовство расстраивалось.

Калым состоял из денег, постельных принадлежностей, одежды и обуви для невесты и продуктов питания (мясо, мука, мед и т. д.) для проведения свадьбы. Естественно, что он часто был слишком обременительным для жениха и его семьи: величина калыма нередко достигала 500 рублей: «Мине бирдегез 500 алдыгыз» («меня выдали и получили 500 рублей»),— поется в одной песне мишарей.

Калым вносили в рассрочку: часть отдавали тут же, во время сговора, а остальную часть — в день яраш туй. Любопытно отметить, что первую долю калыма отец жениха или тот, кто представлял его, клал на хлеб, принесенный родственниками жениха. Подобная деталь присуща также обряду чувашей. Кстати, вручение части выкупа у них называлось «сакар сине хуни» («то, что положено на хлеб»)¹⁴. У удмуртов также первую долю выкупа «клали на каравай хлеба» ¹⁵.

Размер калыма зависел от целого ряда обстоятельств: от экономического состояния брачащихся, от достоинств невесты, причем за молодую девушки давали гораздо больший калым, чем за вдову или разведенную женщину. На это указызает распространенная среди темниковских татар поговорка: «Кызның хакы утыз, кире кат'ып туккыз» (цена девушки тридцать, а разведенной — девять).

В прошлом очень часто жених не имел средств, чтобы уплатить калым, и после сговора вынужден был отправиться на заработки, откладывая тем самым праздник «яраш». Нередко бывали и случаи, когда бедный юноша вынужден был жениться на вдове или разведенной.

После удачного разрешения вопроса о количестве и качестве выкупа и приданого обе стороны начинали готовиться к свадьбе. В доме жениха собирали средства на калым, а у невесты готовили приданое (бирнә).

Приданое включало предметы домашнего обихода, различную утварь, постельные принадлежности (чаршау, перина, подушки, одеяло и т. д.), личные вещи невесты (шуба, бешмет, камзол, платья, разнообразные украшения и другие вещи) и дары для родственников жениха. Значительная часть приданого состояла из вещей собственного изготовления невесты: полотенец, салфеток, нагрудников (күкрәк), тастаров, кусков пестряди. Все это девушки готовили постепенно, в течение нескольких лет. Пока у девушки не было достаточного бирнә, родители не соглашались выдать ее замуж, так как это считалось зазорным. Невеста, не имевшая положенное по традиции приданое, считалась лентяйкой (чулак). Нередко в приданое родители и близкие родственники невесты давали домашних животных (чаще телку, овцу или жеребенка). Как вещи, так и скот с приплодом считались собственностью молодой женщины в доме ее мужа, и без ее согласия никто не мог ими распоряжаться.

Когда все положенное для выкупа было приобретено, отец жениха через свата сообщал родителям невесты, что в такой-то день с таким-то количеством гостей они приедут на яраш (праздник в честь выплаты выкупа). Они привозили с собой обусловленные договором о выкупе вещи и продукты. Родные невесты, особенно женщины, придирчиво проверяли, все ли согласно условию привезено родными жениха. Здесь нередко возникали крупные споры из-за отсутствия каких-либо мелочей. В тех случаях, когда родственники невесты оставались недовольными качеством или количеством выкупа, во время свадьбы имел место обычай охаивания жениха и сватов (кияү хурлау, кодалар хурлау).

После окончания передачи выкупа гостей просили к столу и угощали чаем, затем салмой и, наконец, кашей или сальником. Угощение на стол подавали две җиңги.

Во время обряда «яраш» невеста с близкими подругами (түшәкче кызлар) сидела под пологом или в другой избе, покрыв голову фатой. Здесь происходил обряд смотрин невесты (кыз күрендерү). Родственницы жениха заходили к невесте, каждая приоткрывала ей лицо, целовалась с нею и отдавала ей свои подарок. Мужчины не участвовали в этой церемонии. Будущая свекровь также не заходила к невесте, а приветствовала ее лишь посредством җиңги. Для этого в налитую чашку чая свекровь опускала кольцо (золотое или серебряное) и передавала через җиңги невесте. Невеста должна была выпить чай, взять кольцо, а стакан возвратить, присовокупив взаимный подарок будущей свекрови (полотенце или нагрудник). Опускание монеты или кольца в чашу с напитком отмечается в свадебном обряде казанских и касимовских татар, чувашей, бесермян, мордвы и других народов ¹⁶.

После церемонии смотрин происходила раздача даров невесты (кыз бирнәсе). Каждый родственник жениха, получивший дар, клал на поднос или в тарелку деньги (акча чүә).

Невеста одаривала и тех родственников жениха, которых не было на «яраш». В доме жениха на другой день устраивали обряд— бирнә котлау. Родственники жениха, получившие бирнә, также клали на поднос деньги. Эти деньги (корт акчасы) предназначались невесте.

Вечером этого дня к невесте собирались девушки — родственницы жениха. Они приносили невесте пресные лепешки (кыз күмәчләре или питрас), узелок с гостинцами от жениха (кияү тевене) и те деньги, которые были собраны в доме жениха во время обряда бирнә котлау.

Девушки угощались, а затем веселились. В этот же вечер в дом невесты приходили жених и его товарищи (кияү егетләре). Одарив җиңги невесты, они получали разрешение войти к девушкам. В то время, когда кияү егетләре забавляли девушек, жених с невестой получали возможность некоторое время побыть вместе.

В период между яраш и праздником в честь бракосочетания (никах туй) в доме жениха совершалось множество обрядов. Как правило, участвовавшие в них лица группировались по возрасту и полу. Так, для девушек (родственниц жениха и невесты) устраивали угощение (катлама келәве).

Мужчин старшего поколения приглашали на обряд булышлый («помощь»). Заметим, что приходившие на обряд «булышлый» приносили по караваю хлеба. Обычай приносить хлеб в дом жениха следует рассматривать как отражение обычая родовой взаимопомощи. На это указывает и термин обряда. Ритуальными блюдами на этих обрядах являлись печение катлама и хмельной напиток — буза.

Представляется интересным проводившийся в доме невесты обряд кыз мунчасы (девичья баня). По этому случаю топили баню исключительно для девушек. Первыми парились невеста и ее самая близкая подруга, употребляя для этого два вместе связанных березовых веника. Затем этими же вениками парились другие девушки, также по двое. Этот обряд уходит своими корнями в глубокую древность. Он присущ также свадебному обряду как тюркских, так и финно-угорских, славянских народов ¹⁷.

На обрядах, происходящих в это время в доме невесты, лежал отпечаток печали: некоторые из них сопровождались плачем невесты.

Одним из обрядов этого периода являлся также девичник (девушник или кыз кичә), которым, собственно, завершалась подготовка невесты к переезду в дом жениха.

Девичник начинался с обряда чебелдек тегү (буквально: шитье полога для кровати). С самого начала сватовства невесту не покидали близкие подруги и девушки из ее родни. Они оставались у нее вплоть до ее отъезда из родительского дома, занимаясь приготовлением приданого и даров для родственников жениха. За свой труд они ничего не получали, если не считать некоторых подарков им со стороны жениха и его родственников.

Во время «чебелдек тегү» девушки должны были сшить полог (чебелдек) и подготовить невесту к отъезду из родительского дома. В ночь, накануне отъезда, невеста почти не спала — она на заре должна была причитать, оплакивая свое девичество. Этот обряд темниковские татары называли «таң кучат» («петушиная заря»).

Утром, с первыми петухами, невеста вставала, раскрывала окно и, обращаясь к заре, начинала тихо причитать:

Затем она тихо подходила к постели матери и продолжала:

Мать вставала, зажигала лампу и затапливала печь. Между тем невеста подходила к постели подруг и причитала:

Разбудив всех в доме, невеста продолжала громко причитать:

Мать невесты собирала для ее подружек (тушәкче кызлар) на столе угощение: мед, пшенную кашу и пресные лепешки («күмәч»). Невеста с ними за стол не садилась, она в это время продолжала причитать:

Затем подруги подсаживались к невесте, накрывались все вместе большим платком и причитали в один голос. Невеста высказывала обиду родителям, воля которых определила ее судьбу:

Отца она упрекала в том, что он выдает ее рано, хочет избавиться от нее:

Старшего брата и его жену укоряла в том, что они считали ее лишним ртом в семье п старались скорее выдать замуж.

Судьба крестьянской девушки, выдаваемой в чужую семью, часто была очень тяжелой. Поэтому в своих причитаниях невеста противопоставляла девичью волю в родительском доме женскому бесправию в семье мужа. Эти причитания полны раздумий о будущей жизни в «чужом доме». Жизнь в «чужом доме» ей представляется тяжелой, а чужая родня — недоброй:

На причитания, кроме подруг невесты, собирались и не приглашенные из деревни женщины; слушая ее жалобы, многие из них плакали. Мужчины, не только посторонние, но часто даже члены семьи, на обряде причитания не присутствовали. Это считалось неудобным.

На следующий за девичником день в доме невесты происходило официальное оформление брака (никах туй). Отметим, что проведение девичника и других обрядов намечалось таким образом, чтобы никах туй совпадало со «счастливым», «благоприятным» днем недели. Предпочитали это торжество начинать в четверг (атна кич). Избегали устраивать в понедельник (баш көн), во вторник (буш көн) и в месяц сафар по мусульманскому календарю.

В день свадьбы жених извещал своих родственников, чтобы они собирались на торжество в дом невесты. Вначале родственники жениха собирались у него в доме, а затем все вместе ехали к невесте. Свадебный поезд состоял из 10—12 подвод. Упряжки лошадей украшали лентами, нарядными полотенцами. К дугам подвешивали колокольчики. В доме невесты также собирались родственники невесты и готовились принимать гостей. Распорядителями здесь были брат матери невесты и җиңиләр. Они встречали гостей, рассаживали их по степени родства и по старшинству (женщин обычно усаживали отдельно от мужчин).

Прежде чем перейти к угощению, мулла читал «никах». При этом жених и невеста, как правило, не присутствовали. Жениха обычно представлял его отец, а к невесте узнать о ее согласии на брак посылали двух свидетелей (вәкилләр). Неизменным ответом свидетелей после возвращения от невесты (она сидела в отдельной комнате или за занавесью в окружении подруг) было: «атай-анай ихтиарыннан чыга алмыйм, дип эйтте» («она сказала, что не могу перечить воле моих родителей»). После этого мулла читал «никах», затем закреплял брак записью в книге (записывал имена брачащихся и условия вступления в брак). За все это мулла получал вознаграждение (садака). Затем начиналась вторая часть никах туй — сама свадьба. После недолгого угощения мулла удалялся, а гости продолжали пировать. Угощаясь хмельным напитком — бузой, гости пели песни. В том случае, если, как отмечено выше, родственники невесты оставались недовольны качеством или количеством калына, здесь нередко исполнялись куплеты, охаивающие жениха и сватьев. Родственники жениха в таких случаях не обижались, ибо чувствовали за собой вину.

Приведем несколько куплетов этих песен:

Куплеты исполняли, обычно молодые родственницы со стороны невесты, которые ухаживали за гостями и угощали их. Они пели до тех пор, пока родственники жениха (кодалар) не одарят их деньгами (акча чүү). Подобное бытовало также среди зауральских башкир. Зачинщиками его также являлись родственницы невесты. Они в импровизированных куплетах высмеивали недостатки жениха и его родственников ¹⁸.

В процессе свадьбы родственники невесты приглашали к себе в гости, хотя бы на короткое время, родственников жениха, чтоб показать свой дом (йорт күрсәтергә). В результате такого обычая значительную часть расходов, связанных со свадьбой, несли родственники невесты. Вероятно, потому, что этот обычай представлял форму родственной помощи, он назывался күтәрү (в смысле взаимной поддержки); в таком случае обычно говорят: «туганнар яхшы күтәрделәр», т. е. «родные хорошо поддержали». Родственники жениха, начав свадебное гулянье в доме невесты, продолжали его у ее родственников поочередно. Свадьба в доме невесты, таким образом, длилась 3—4 дня.

Как уже отмечалось, жених на «никах туе» не участвовал. Он вместе с товарищами приезжал за невестой к концу свадебного торжества.

Приезд жениха в дом невесты также сопровождался определенными обрядами. Так, прежде чем ехать за невестой, жених должен был ехать на кладбище и помолиться. Это, безусловно, являлось одним из элементов обряда почитания предков. По представлению мишарей, предки их строго следили за чистотой своего рода. Поэтому введение в род чужой женщины требует их «умилостивления».

По пути к дому невесты кияү егетләре производили несколько выстрелов из ружья. Этот обряд, по-видимому, был призван защитить жениха от злого влияния. У ворот дома невесты жениха и его товарищей встречал подросток —• родственник невесты, хватал лошадей за узду и не пропускал их во двор, пока жених не даст ему выкуп — складной нож. Этот обряд получил название кабак йоласы (обычай у ворот). У крыльца гостей встречали две җиңги; одна из них должна была сопровождать товарищей жениха в дом, а другая — самого жениха к невесте.

После угощения (жениха и невесту угощали обычно отдельно от всех) товарищи жениха начинали торопить его с отъездом; они понуждали җиңги быстрее собрать невесту к отъезду.

Перед отъездом невесты из родительского дома совершался обряд прощания. Невесту подводили к отцу с матерью для благословения. Она обнимала родителей и, заливаясь слезами, причитала:

Когда невесту выводили из дома, она сопротивлялась, цеплялась за дверной косяк, ее уговаривали и в конце концов выводили насильно.

Характеризуя причитания невесты в свадебном обряде татар-мишарей, следует отметить, что они связаны с двумя моментами, а именно: прощанием с девичеством и прощанием с родительским домом. К середине XIX века обряд прощания невесты у мишарей претерпел большие изменения. Так, во многих местах причитание невесты перестало практиковаться. Появились профессиональные причитальщицы (яслатучылар), обладающие мастерством импровизации. Приглашенные причитальщицы (обычно их было две) садились на түр, т. е. на то место, где раньше причитала невеста, накрывались платком и выполняли свои обязанности. Невеста же сидела за пологом в окружении подруг и рыдала. Слезы невесты и причитания в этот установленный традицией день считались обязательными и соблюдались даже тогда, когда она выходила замуж по любви. По этому случаю говорили: «Елап барсаң үмерең көлеп узар, көлеп барсаң үмерең елап узар» («плакать будешь на свадьбе, то жизнь пройдет в улыбке» и, наоборот, «будешь смеяться, то судьба будет горькая»). В некоторых районах обряд прощания с девичеством назывался «кыз яслату» (т. е. «заставить невесту рыдать»). Этот термин, вероятно, возник с вошедшим в практику обычаем приглашать причитальщиц.

В свадебном ритуале касимовских татар прощание невесты с домом родителей также сопровождалось причитаниями (әҗәл итеп җылау)¹⁹. У крещеных татар Подберезинского района Татарской АССР они известны под названием «кыз җыруы» ²⁰. Обряд прощания невесты с родителями и родными присущ также чувашскому брачному церемониалу. У них, как и у мишарей, при этом обязателен был обрядовый плач с причитаниями. «Пёркен-чёк айёнче йемен хёр, шаналак айёнче ёёрет, тессё», — говорили они, т. е. «та, которая не плачет под покрывалом, наплачется потом под пологом»²¹. У башкир также при прощании невесты с родными голосистые подруги заводили обрядовую песню («һамак»), каждый куплет который завершался хором причитаний (сеңдәү)²². В этих причетах невеста упрекала своих родителей за то, что выдают ее за незнакомого человека, что они безжалостны к ней. Когда ее выводили из дома, она сопротивлялась, ухватившись за косяк двери ²³.

Причитания свойственны свадебному обряду и у других тюркских народностей. Так, по данным А. Джумагулова, этот обряд встречается у киргизов Чуйской долины²⁴. У ногайских татар Астраханской области также имел место обряд «кыз елатма», который заключался в том, что перед отъездом в дом мужа молодая, обнимая своих родителей и близких родственников, причитала. Эти причитания не имели песенной формы, а являлись как бы рассказом молодой о своей жизни в родительском доме, о прощании с родными и т. д. Невеста не соглашалась покинуть родительский дом; ее уговаривали, она цеплялась за дверной косяк. Тогда четыре ее родственника стлали на пол белую кошму, сажали на нее молодую и выносили из дома²⁵. Но в отличие от свадебного обряда башкир, киргиз и ногайских татар, у которых бытовало лишь прощание невесты с родительским домом и родными, у татар-мишарей, в частности темниковской группы, имелся и обряд прощания с девичеством. В этом отношении свадебный обряд мишарей ближе стоит к свадебному обряду чувашей, мордвы. Как известно, прощание невесты с девичеством также очень характерно для свадьбы русского народа.

Для проводов невесты устраивали особую кибитку (вәдәк или мәдәк). Снаружи ее покрывали пологом невесты. В том, что вәдәк мишарей представляет пережиточную форму свадебного жилища, сомневаться не приходится. Известно, что переселение новобрачной в дом мужа в свадебной кибитке или юрте было характерно для многих тюркских народностей. Так, у ногайцев Ставропольской губернии новобрачная переселялась в особой кибитке «отауй», у туркмен — «аг-уй»²⁶. В Среднем Поволжье обряд переезда в дом мужа в кибитке («куме») бытовал у чувашей ²⁷. У мордвы очень похожая на вәдәк мишарей кибитка называлась «он-ава». По данным М. Е. Евсевьева, она была заимствована мордвой от тюркоязычных соседей — татар Поволжья ²⁸.

Свадебная кибитка, или юрта, по данным исследователей ^29,представляет древний элемент в культуре тюркоязычных народов. В ней, как и в некоторых других элементах свадьбы (например, в обряде кияүләп йөрү), отражаются следы древней формы брака — когда мужчина, женившись, переходил на жительство к жене. Отсюда и термин үләнү (буквально: обзаводиться домом), который сохранился в лексике мишарей и казанских татар в значении «женитьба». До недавнего времени у большинства тюркских народов существовал обычай устанавливать для жениха специальную кибитку (или юрту), когда он, уплатив калым, приезжал в дом невесты. В этой кибитке новобрачные затем переезжали в дом жениха.

Свадебные кибитки представляли необходимую деталь приданого невесты³⁰. Но у мишарей кибитка — вәдәк не входила в состав приданого, ибо она не выполняла роль жилища. Ее здесь заменял полог-—чебелдек, которым обычно покрывалась кибитка. Как видно, роль свадебной кибитки у мишарей уже заменял чебелдек: в нем находилась невеста со своими подругами во время «никах туй», здесь же происходила встреча ее с женихом, в нем же фактически она переселялась в дом мужа. Этим пологом затем завешивали брачную кровать в доме родителей мужа„ создавая подобие их собственного жилья.

Подобные занавеси под различными названиями известны всем тюркоязычным народностям, в том числе казанским татарам, башкирам и чувашам. Небезынтересно отметить, что у многих народов, в частности у ногайцев, подобные занавеси были расшиты фигурными фестонами из разноцветного сукна и шелковых лоскутов³¹. Кстати, вплоть до последнего времени для занавесей (чаршау, кашага) татары Поволжья, в том числе и мишари, также подбирали материал с крупными яркими цветами.

По поверьям мишарей постель невесты необходимо везти на той же подводе, на которой едут молодые. Поэтому при переезде в дом жениха молодых чаще сажали на постель (урын-җир), разостлав ее внутри кибитки. Вместе с ними в кибитке ехала төшерүче җиңги, а гармонист пристраивался впереди, рядом с кучером. В передней повозке везли сундук с приданым невесты. Непосредственно за кибиткой молодых на отдельной подводе ехали кияү егетләре, а за ними — несколько повозок с родственниками невесты— озатучылар.

Во время переезда невесты кияү егетләре распевали специальные на этот случай песни (мәдәк җыры). Приведем из них: несколько куплетов:

При въезде молодых во двор один из товарищей жениха (кияү егете) производил несколько выстрелов, чтобы разогнать «нечистую силу». Навстречу невесте выходила ее будущая свекровь и родственники жениха. Прежде чем молодая сойдет с подводы, на колени ей сажали мальчика, «чтобы у новобрачной было много детей». Выходя из экипажа, молодые вставали на коврик, постланный на земле. Существовала примета: кто из них первым наступит на коврик, тому и быть главным в семье. Мать жениха подносила им напиток ширбет, осыпала их хмелем, приговаривая: «ширбәт кебек татлы торыгыз, колмак кебек җиңел булыгыз», т. е. «живите сладко, как ширбет, будьте легкими, как хмель». Собравшиеся бросали конфеты, орехи, чигелдэк, что символизировало пожелания молодым счастья, богатства, долгой жизни и большого потомства. Остатки ширбета выплескивали на окружающих. Молодые парни при этом толкали друг друга под брызги ширбета, в шутку приговаривая: «ширбәткә якынрак бар, тизрәк үләнмәссенме» («иди ближе к ширбету, может быть, скорее женишься»). По поверью, существовавшему у мишарей, тот, кто отведает угощения, до которого коснулись новобрачные, скоро найдет себе пару.

По переезде в дом жениха родственницы невесты принимались украшать помещение (клеть или амбар), в котором новобрачные должны находиться в течение всей свадьбы. Одна из жинги, которая считалась в семенном отношении наиболее счастливой, стелила молодым брачное ложе (за это жених ее одаривал). Другие родственницы развешивали часть приданого невесты для всеобщего обозрения. Присутствующие при этом женщины судили о достоинствах и недостатках невесты.

Развешивание приданого невесты напоказ характерно для свадебного обряда многих народов Среднего Поволжья и Приуралья: казанских татар, башкир, чувашей, бесермян, удмуртов, мордвы и др.³²

Порог дома мужа молодая должна была переступить правой ногой. Переступив порог, она должна была, по обычаю (бусага йоласы), поднести свекрови в подарок платье или что-нибудь другое.

По окончании церемонии убранства помещения для молодые «дна из жинги сопровождала гуда жениха и невесту. При этом необходимо было соблюдать различные меры предосторожности, чтобы молодых «не испортили». По мнению мишарей, в период от первой встречи до брачной ночи испортить молодых было особенно легко. Всякие разлады между молодыми во время брачных обрядов приписывались действию нечистой силы. Поэтому за ними особенно зорко следили.

Проводив молодых в приготовленное для них место, родственники жениха просили всех гостей к столу. Обычно и в доме жениха (как и в доме невесты) накрывали два стола у передней лавки — один для мужчин, другой для женщин. Если в доме невесты церемониалом руководили җиңги и Другие ее родственники, то в доме жениха эту роль исполняли лица из его родни. Гости гуляли весь вечер и в последующие дни.

На другой день рано утром молодожены шли в баню. Женщину, которая топила для них баню, молодые должны были одарить. В отсутствие молодоженов мать жениха клала на брачное ложе подарок невесте (урын котлап). Наличие этого обряда, вероятно, было связано с существованием обычая установления невинности невесты.

В этот же день, после того как соберутся все гости, происходил обряд килен күрендерү, т. е. смотрины молодой. Обряд этот заключался в следующем: молодую выводили к гостям, подводили к полатям, где сидел мальчик, который должен был снять с нее покрывало. Родственницы жениха подходили к ней и одаривали ее. Снимание покрывали с новобрачной у мишарей напоминает подобное у других тюркских народов. Так, у чувашей покрывало с молодой стягивал также мальчик, зацепив его палочкой³³. На свадьбе касимовских татар покрывало с невесты также снимал мальчик.

После обряда килен күрендерү молодожены совершали другой обряд (йөгендерү), становились перед гостями в полупоклоне и в этой позе должны были пить подносимую им бузу. Аналогичный обряд под названием «сакан» — кланяться, приседать, делать реверанс — бытовал у чувашей³⁴. Подобное приседание с почтением отмечают исследователи в свадебных обрядах башкир, удмуртов и других народов Среднего Поволжья и Приуралья ³⁵.

Затем следовал обряд, относящийся, очевидно, к древнему обычаю приобщения молодой к семейному очагу мужа. Молодую подводили к печке и заставляли поцеловать ее или в крайнем случае коснуться ее губами. После этого ее вводили в круг женщин, которые плясали и, стуча над головой новобрачной скалками для раскатывания теста, пели: «килен алдым кинәндем» (мы радуемся, взяв в дом невестку). Эти обряды, по всей вероятности, относятся к пережиткам родовых отношений. Скалка играла здесь роль символа новой жизни и новых обязанностей снохи. Вообще же обряды в доме жениха, в противоположность обрядам в доме невесты, были проникнуты весельем и сопровождались шуточными песенками. Ниже приведем один из вариантов шуточной песни, который называется «балдыкай»:

³⁶

В этот же день молодую водили к колодцу или к речке (су юлы күрсәтү), где в дар су иясе (хранительнице воды) бросала в реку или колодец крошки пресных лепешек (кумәч) и серебряную монету. Затем она черпала воду, но собравшаяся молодежь выливала ее, обливалась ею. Это повторялось до трех раз, четвертую пару ведер невестка несла домой. Обрядовое хождение за водой было присуще свадьбе всех народов Среднего Поволжья и Приуралья (казанских татар, башкир, чувашей, бесермян, мордвы, удмуртов и др.)³⁷ и представляло древний обряд приобщения молодой к новому роду, роду ее мужа.

Заканчивалась свадьба молодежным вечером, устраиваемым в доме жениха. Этот обряд в темниковском варианте назывался «мамык» (буквально: «пух»). На мамык приглашали девушек и юношей, а также несколько пар молодоженов. В играх этого вечера впервые активное участие принимали молодожены.

К послесвадебному цикл) обрядов следует отнести обычай (поклон), когда молодоженов и родителей жениха приглашали родители невесты как бы для ответного угощения.

Большинство вышеописанных обрядов характерно и для сергачского варианта свадьбы. Но особенностью последнего является то, что свадебный праздник начинался в доме отца новобрачной до полной выплаты калыма.

Таким образом, невыплаченный калым не являлся препятствием для сближения молодоженов. Имели место досвадебные посещения невесты женихом в доме ее отца — кияү йөрү. В этой части данный вариант свадьбы содержит элементы древней формы заключения брака, бытовавшей до появления выкупа за право вступить в брак.

Во второй части свадьбы уже встречаются осложнения, связанные с выкупом. Так, переезд молодой в дом мужа происходил лишь после выплаты ее родителям калыма. В результате этого брачный обряд затягивался, и некоторые его акты (привоз приданого, ввод молодой в новую семью и т. п.) совершались много позже фактического начала брачных отношений, что сближает сергачский вариант со свадьбой у казанских татар. Вместе с тем следует отметить, что свадьба мишарей по сравнению со свадьбой казанских татар значительно богаче народными обрядами, многие из которых сопровождались пением специальных песен. Особенно отличало мишарскую свадьбу наличие в ней причитаний³⁸. Своеобразный оттенок мишарской свадьбе придавали и некоторые действующие лица, ответственные за выполнение того или другого обряда. Так, например, в мишарской свадьбе ярче, чем в свадьбе казанских татар, выделялась роль брата матери невесты, в обязанность которого входили встреча и угощение участников свадьбы, подготовка переезда невесты в дом жениха и т. д. Большая ответственность лежала также на җиңиләр. В их обязанность входило проведение обрядов, связанных со встречей и угощением представителей жениха и его товарищей, сопровождение жениха к невесте, подготовка невесты к отъезду из родительского дома. Җиңиләр жениха играли роль распорядительниц в обрядах, связанных со встречей свадебного поезда, приобщения молодой к новому дому и т. д. Во всех брачных церемониях эти действующие лица выступали как представители рода жениха или невесты, защищая интересы своего рода. Роль родителей и самих виновников церемоний в период свадьбы — была незначительна. В целом на свадьбе татар-мишарей, особенно в темниковском варианте, значительно ярче, чем на свадьбе казанских татар, выражены следы родовых отношений. Отчасти, очевидно, поэтому она имеет некоторые прямые параллели в обрядах народов Средней Азии, ногайских татар, башкир. Необходимо также подчеркнуть, что свадьба мишарей, в отличие от свадебной обрядности казанских татар, впитала русские, мордовские, отчасти чувашские заимствования. Как и у всех этих народов, она проходила довольно шумно и имела характер театрализованного действия. Кроме непосредственных участников, на свадьбу приходило много «зрителей». Они заполняли улицу, не стесняясь заходили во двор и в дом, где проходила свадьба.

* * *

Как мы уже отмечали, свадьба татар-мишарей была богата разнообразными магическими обрядами, в том числе призванными обеспечить новобрачных большим потомством. Это и понятно, ибо крестьянская семья была заинтересована в приросте рабочей силы.

<...>

Текст из главы 3. "Семья и брак" в книге:
Р.Г. Мухамедова. Татары-мишары. "Наука", Москва, 1972